Это безумие?

[frankiehouse]

ЭТО ШУЯ!!!
Здесь перевареный рис и вместо интернет-кафе игровые автоматы...
Я приехал, и с порога обрадовался сгоревшему компу и модему. Интернета не будет ближайшую неделю точно. Буду графоманить и делать летнюю домашку...
Какой-то там солдат с Джеки Чаном в главной роли вогнал меня в жуткую грусть..
В общем так. Три драббла, один персонаж в депрессии, второй испуган до полусмерти, трое вообще умерли. Будем читать?

Салфеточная новелла. Так ее назвала Фре. На сходке художников рисовали на тему больницы и болезней, а я сотворил это.

мои размышления о смерти

Воздух с трудом проходит в легкие. Никогда раньше не замечал, сколько усилий нужно приложить, чтобы сделать вдох. Рядом с кроватью кто-то плачет. Если бы этот кто-то только знал, какие страдания он мне причиняет.
Как сложно просто открыть глаза… А что будет, когда я попытаюсь двинуть рукой? Я бы рассмеялся сейчас, если б смог. Раньше каждое утро занимался с гантелями. Сколько они там весили? Теперь рука кажется тяжелей их всех вместе взятых. Как так вышло, что тело перестало быть послушным и превратилось в обузу? Когда это произошло?
Перед глазами все плывет. Едва можно различить склонившихся надо мной врачей и заплаканную маму, которая с такой надеждой на меня смотрит. На что она еще надеется? Во что верит? Что я вдруг встану и пойду? Она что-то говорит, едва слышно шепчет. Приходится сильно напрягать слух. Смешно, даже собственные уши превратились во врагов.
- Все будет хорошо…
В самом деле? Ты правда так думаешь? Что меня сейчас вылечат, и мы пойдем домой есть пирог с малиной? Я помню, ты испекла его перед тем, как меня забрали сюда. Запах разносился по всему дому, и так приятно было вдыхать его, пока меня грузили в машину. Ты оставила его на столе, наверное, теперь он засох и похож на сдобный кирпич. А через неделю у меня день рождения. Мы ведь уже почти выбрали торт. Этот праздник должен был стать самым важным в моей жизни. Я набрался смелости и пригласил ее… Нет, мама, не заставляй меня думать об этом. Мне и так тяжело разочаровывать тебя. Разочаровывать себя еще тяжелее.
- Извини.
Я вижу, мама поняла, что я сказал, пусть язык и губы едва двигались, и единственное сказанное слово превратилось в мычание. Стало слишком сложно держать глаза открытыми, и я не увидел, заплакала она или нашла в себе силы сдержаться.
Кажется, что умирать страшно. Может, кто-то перед смертью и кричит, что еще рано, что не все дела сделаны. Я не боюсь. Какое-то странное равнодушие завладело телом, хочется уже скорее зажмуриться и шагнуть в темноту. Зачем мучиться дольше, чем надо? Меня ничего здесь не держит, кроме больного измученного тела. Пора скинуть его с себя, бросить на кровать как надоевшую старую одежду и уйти в поисках новой. Все так просто, если не вспоминать слезы на маминых щеках. Только подойдя совсем близко к смерти, лежа где-нибудь в больнице, осознаешь, что ни к чему слезы и страдания близких, они – самая трудная преграда для души, уходящей от старого тела в поисках нового.
Неприятно пикает аппаратура, отвлекает, заставляет вернуться назад. Где-то далеко вскрикнул человек, и все мое существо пронзила обжигающая боль. Я заорал, но никто не слышал. Наоборот, все повторилось. Еще раз. Еще.
Я не заметил, когда все закончилось. Просто в один момент понял, что не извиваюсь и не кричу от боли. Тишина звенела у меня в ушах. Я чувствовал легкость. Давно я не испытывал этого ощущения. Мне захотелось посмотреть, где я нахожусь, и глаза тут же открылись. Захотелось подняться, и я легко встал на ноги.
Вокруг ничего не было. Просто огромное пространство без цвета и движения. Возможно, эту пустоту можно было описать словами. Только зачем? Я вдруг осознал, что широко улыбаюсь. Откуда-то я знал, что нужно идти вперед.


дальше один из моих самых любимых пейрингов.. Вообще, это не совсем исторично, но в библиотеке не было нужных книг. Но я его не выложу, потому что только что обнаружил, что притащил старый вариант текста.

Теперь жутко грустный цыркач.

а на арене...

Шатер поставили в одном из французских парков. В Париже очень красиво, но нет времени, чтобы осмотреть достопримечательности. Вечером выступление, и надо готовиться.
Канада раздражен. Репетицию сегодня то и дело прерывают. С музыкой что-то не так, со светом. А он висит на тросах под куполом и ждет, когда все неполадки исправят.
- Ну, вы закончили там? – Кричит он сверху. – Давайте быстрей уже! Мне тут до вечера висеть?
- И что это за ругань там сверху? – Как всегда улыбаясь, на арену выходит Франсис. Мэттью мало что понимает в организации представлений, знает только, что с этим человеком директор договаривался о проведении гастролей. – Все готово?
Ведь знает, что ему ответят, даже если что-то не в порядке. И ничего другого в ответ не потерпит. Главное, чтобы все нормально прошло, и он получил свои деньги. А какой это труд – придумать программу, отрепетировать ее, подготовиться… Разве его это волнует?
- Все отлично, можете не беспокоиться.
- А кто это там такой нервный наверху?
Тяжело вздохнув, Канада отвернулся. Иногда, чтобы заниматься любимым делом, приходиться терпеть.

Антракт закончился, скоро выступление Мэттью. Пора выходить из гримерки. Стоя за кулисами и ожидая своего выхода, Канада наблюдал за клоунами, развлекающими зрителей. Люди смеялись над забавными сценками и совершенно не задумывались над тем, что в действительности чувствуют артисты. Может, где- то в трейлере перед выступлением они оставляют грусть или ненависть и выходят на сцену, надевая улыбающуюся маску. Канада много думал об этом. Ведь у артистов по сути ничего нет. Ни собственного имени, ни права на чувства. Никогда, ни в одном городе мира перед номером не называют имени выступающего. Да и зачем кому-то знать, что у гениального воздушного гимнаста такое простое имя – Мэттью Уильямс. Ему аплодируют, восторженно кричат. Что еще нужно?
Канада тряхнул головой. Чего это он так расклеился? Ему на сцену через несколько минут выходить, а он размышляет о высоком.
«А ведь я никому не нужен», - пришла в голову неожиданная мысль. – «Моя жизнь никого не волнует».
- Мэттью! Твой выход!
Он вышел на сцену. Схватил трос.
«Хоть кому-то интересно, что со мной будет со мной после этого номера?»
Рука партнерши в его руке. Прекратить думать! Сейчас он – Ромео. Рядом с ним его Джульетта. Он любит ее. Должен любить.
«Ради чего?»
Давным-давно Артур читал ему Шекспира. Теперь он стал героем пьесы.
«И я знаю, что скоро умру».
Трос медленно поднимается. В который раз он рассказывает людям эту историю?
Канада начал двигаться.
«Никто в этом зале не умеет летать, как я».
В детстве он летал только во сне.
«А теперь и в жизни».
Он рисует в воздухе фигуры, и мучающие его мысли уходят. Он летит и любит Джульетту. Он не может жить без нее, и она отвечает на его чувства. Они танцуют, и нет в мире людей счастливее. Музыка вдруг становится громче, и трос обрывается. Он умирает, он сейчас умрет. И она умрет вместе с ним. Все для зрителей. Чтобы они плакали. Чтобы чувствовали их ужас, их смерть.
Мэттью чувствует ногами пол и отпускает трос. С удивлением обнаруживает, что улыбается. Все же у него есть то, ради чего стоит продолжать жить и ездить по гастролям.

Щелкает дверь гримерки, и ощущение эйфории начинает проходить. Канада снова один и снова может летать только во сне. К сожалению, людям крылья не полагаются…
Кто-то стучит в дверь.
- Валите все отсюда! – Зло кричит он. Что это нашло на него сегодня?
Снова стук.
- Я непонятно выразился? – Распахивает он дверь. – Валите…
Перед дверью стоит Франсис с букетом роз. И как всегда улыбается.
- А.. Что? Я..
- Ты здорово выступал сегодня, Мэттью. Я был восхищен.